«[…] я поехала к родителям, которые жили в поселке Закрыничье деревни Борки. Поселок примыкал к лесу и находился в полкилометре от шоссе. 15 июня 1942 года немецкие каратели учинили зверскую расправу над жителями всех поселков деревни Борки, в результате которой их расстреляли и сожгли в домах. В живых остались только те, которым удалось уйти от расправы и те, которые в тот день были в отлучке. […] были расстреляны и сожжены не только жители деревни Борки, но и других деревень, которые были в этот день в нашей деревне. […] мне удалось спастись от расправы. […] Как мне помнится, 15 июня 1942 года было в понедельник. В воскресенье вечером я и моя подруга Загребанец Александра, придя с вечеринки, легли спать в нашем амбаре. Рано утром на рассвете в амбар зашла моя мать Сакадынец Татьяна Андреевна и сказала, разбудив нас, что каратели окружают наш поселок. […] Мы вышли из амбара. Александра пошла к себе, а я в свой дом. В то время там находились и мои сестры Ольга, 1923 года рождения, Ефросинья, 1925 года рождения, и Анна, 1908 года рождения, с детьми: Соней, 13 лет, Ромой, которой был один год и восемь месяцев, и еще одной дочерью, которая только родилась и ей еще не дали имя. Зайдя в дом, я посмотрела в окно и увидела, что со стороны шоссе шли цепью каратели, окружая наш поселок. В лесу, недалеко от шоссе, находился дом лесничества, в котором жили лесничий Маркевич и работник лесничества Козловский. Через окно мне было видно, что каратели гнали перед собой по дороге Маркевича с семьей и Козловского с семьей. […] Семьи остановили на улице рядом с нашим домом. […] каратели пошли по домам. Один из них сказал нам, чтобы мы выходили из дома на улицу. Моя сестра Анна сидела с родившимся ребенком на печи. Каратель приказал ей взять с собой ребенка. Вся наша семья вышла на улицу. К этому времени другие каратели выводили жителей поселка из домов и всех собрали в одном месте посреди поселка. […] некоторые каратели разговаривали по-немецки, некоторые – по-русски. […] повели нас в конец поселка. […] там нас остановили, так как приехал какой-то офицер на мотоцикле со стороны поселка Долгое Поле, […] что-то сказал по-немецки и уехал обратно. […] скомандовали нам повернуться и идти обратно. Как только поровнялись с первым домом, один из карателей спросил по-русски, кто хозяйка этого дома. Хозяйка вышла из толпы и хотела идти в дом, но каратель ее не пустил и несколько раз ударил палкой. Кто-то из карателей дал команду заводить в дома по 8 человек. […] из толпы бросали взрослых и детей. Как только каратели завели людей в дом, сразу же в доме раздались выстрелы. […] из первого дома чей-то мальчик бросился бежать. Каратели открыли огонь и убили его. Другие два карателя взяли из толпы 8 человек и повели в другой дом. […] из домов слышался крик, плач, стон. Также плакали и те, кого вели по улице перед тем как заводить в дом. Это была жуткая картина […]. Я попала в свой дом. В нем было 20 человек вместе с детьми. Я заходила первой и оказалась возле окна. Вслед за нами зашли 3 карателя и остановились на пороге. Военнослужащий Советской Армии, оказавшийся на оккупированной территории и проживавший на нашем поселке, по имени Василий, фамилию его не знаю, оказался вблизи порога […] что-то хотел сказать карателям. […] один из карателей вставил в ухо Василия автомат и выстрелил. […] затем начал стрелять по находившимся  в доме гражданам. […] я упала. В доме поднялся крик,  послышались стоны. Я почувствовала, что ранена в кисть правой руки. […] была ранена и в левую руку. […] когда все упали на пол, каратели собрались уходить из дома. В это время заплакала, оказавшаяся под кроватью, дочь моей сестры Анны, которой был один год и восемь месяцев. Один из карателей подошел к кровати, поднял одеяло и выстрелил из пистолета в голову девочки. Она затихла. Это я видела лично. После этого каратели ушли. В доме слышался стон, так как некоторые были только ранены. […] из-под кровати вылезла моя подруга Сакадынец Нина Леоновна. Она оказалась невредимой. […] сестра Ольга была ранена в грудь и живот. […] сестре Ефросинье пуля попала в лопатку, вышла в рот, выбила 2 зуба и застряла в челюсти. […] Когда Нина выползла, я ей предложила поднять доску пола и спрятаться под полом. […] Под пол залезли и мои сестры Ольга и Ефросинья. […] Закрывая доску, положили на нее одеяло, так как вымазали доску кровью. […] слышала, как в доме стонали раненые, некоторые просили воды. Каратели несколько раз заходили в дом и выходили. […] забрали вещи. Пол в нашем доме имел щели. Я видела, как жена Маркевича поднялась с пола, подошла к окну, а затем легла на то же место, где лежала, […] была ранена. […] каратель, заметив, что Маркевич еще жива, подошел к ней, достал из кобуры оружие и убил ее. […] Сколько времени мы лежали в ямке под полом, не помню.  […] в дом зашло несколько карателей. Они разговаривали по-русски. […] говорили, что все готово, осталось только поджечь дома. Кто-то из карателей принес сено, положил на трупы и поджег. […] через щели на нас падало горевшее сено. […]я предложила Нине вылезти и бежать, сказав, что лучше погибнуть от пули, чем сгореть живыми. […] вылезли из-под пола, горели уже стены. […] побежали полем в лес […]. Бежали около километра. […] убегая, я посмотрела назад и увидела, что все поселки нашей деревни горели […]. Как я потом узнала, моя сестра Ефросинья выползла из дома и легла в метрах 20 во ржи, пока горел дом. […] вечером, когда карателей не было, она увидела шедшего по улице поселка Худовец Степана, которого впоследствии убили немцы, […] он убежал от карателей и был ранен. […] сейчас не помню, через сколько дней я ходила из деревни Немки в свой поселок Закриничье. К моему приходу кости на пожарище были убраны и закопаны. Это сделал спасшийся мой двоюродный брат Козловский Максим. Из членов нашей семьи спаслась только одна я, а остальные погибли от карателей: сестра Ефросинья умерла от ран, мать, сестра Ольга, сестра Анна с тремя детьми и брат, проживавший в поселке Борки, сожжены. […] уже потом я узнала, что расправу над жителями нашей деревни учинили карательный отряд Барчика, находившийся в деревне Чечевичи, и немецкий карательный отряд, прибывший из Могилева […]».